Малая родина
Повествование исходит из воспоминаний моих предков, прежде всего деда, бабушки и родителей, а также из рассказов соседей старшего поколения.
Все мои предки до десятого поколения были крестьянами, уроженцами Санкт-Петербургской губернии Царскосельского уезда, Покровской волости, слободы Антропшино. Это сегодня пригород Санкт-Петербурга (Ленинграда).
В восемнадцатом веке здесь шумели сосны и ели большого леса. Лес был повсюду, начиная от речки Славянки, ныне питающей пруды знаменитого Павловского парка, и кончая городом Павловском и далее до реки Ижоры.
В тот период недалеко от моих родных мест известная графиня Самойлова строит себе дворец. Разрушенные во время войны стены говорят о великолепии этого здания.
Как рассказывали местные жители, в строительстве дворца графине оказывал помощь знаменитый художник Карл Брюллов, а в создании пруда в виде буквы «S» принимал активное участие великий князь Константин Павлович. Дно этого уникального пруда было выложено кафелем, что по тем временам было редкостью и большой роскошью даже для состоятельных вельмож. При дворце был парк с планированными аллеями кустарников и деревьев различных пород, а также была построена церковь, которая сохранилась и действует в настоящее время (церковь Святой Екатерины).
Говорят, что река Славянка в петровские времена была судоходной и соединялась через реку Ижору с рекой Невой. А на берегах этой реки возникли деревни Покровка и Антропшино, при крепостном праве они назывались Малое и Большое графство. В начале XIX века усадьбой (ныне поселок Динамо) владела богатая графиня Е. В. Скавронская, которая была фрейлиной Марии Федоровны. Дочь ее, красавица Е. П. Скавронская, была замужем за великим полководцем П. И. Багратионом. Но их брак оказался недолговечным и скоро распался. Население этих мест - выходцы из различных губерний средней полосы России. Слобода (деревня) Антропшино протянулась с юга на север, от бумажной фабрики «Комсомолец» до города Павловска, точнее поселка Пязелево (ныне улица Матросова), более чем на 3 км и состояла из 500 дворовых построек.
Так вот, деревня была поделена на Киселевский, Корневский и Можайский края. Нередко парни на гулянках били «чужаков» из других краев деревни, в основном из-за девок.
С деревней соседствовали леса, тянувшиеся с востока на запад от восточной части реки Невы до Большой Ижоры (Финский залив, г. Ломоносов). Мимо деревни Антропшино проходила Царскосельская железная дорога. По воспоминаниям моего отца, сюда в начале двадцатого века приезжал со свитой на охоту «Сам Николай II». Для охоты использовались кролики, привезенные в товарном вагоне. Затем они выпускались и разбегались по лесу. Для их гона привлекались деревенские мальчишки, которых после охоты одаривали слуги царя полтинником (50 копеек) каждому.
Несмотря на относительную близость северной столицы, местные жители редко покидали свои места. Домашнее хозяйство держалось только за счет ручного труда. В больших семьях много времени уходило на обработку земли, содержание скота, наконец, на воспитание многочисленных детей. В каждом доме их было от пяти и более. Женщины деревни на стороне нигде не работали, все занимались домашним хозяйством. Редкое исключение составляли няньки-кормилицы для детей высокопоставленных особ. Допуску к работе предшествовал тщательный медицинский осмотр, изучение генеалогического древа и даже экология места проживания кормилицы. Труд няньки-кормилицы хорошо оплачивался. Так моя бабушка по матери Анна Ивановна получила в год дюжину платьев и других подарков, кроме жалования. На эти деньги был построен в деревне Федоровское двухэтажный дом. В нижнем этаже была лавка (магазин), а в верхнем -жилые помещения.
У женщины-хозяйки хлопот по дому было много. Надо было приготовить пищу для большой семьи в русской печи при помощи чугунка и ухвата. Никаких холодильников, стиральных машин и в помине не было, так как не было электричества. Для освещения служила лучина, потом свеча, а ее заменила керосиновая лампа. Но это было уже в начале XX века. Электричество в деревню Антропшино, находящуюся всего в 30 км от Санкт-Петербурга, пришло лишь в 1948 году от местной электростанции, построенной на реке Ижоре. Жизнь крестьян была тяжелой, дети с 10-летнего возраста трудились вместе со взрослыми. Образование получали в двухклассном училище министерства образования. Училище находилось в деревне в двухэтажном доме. Тетрадей не было, и писали на грифельных досках. Как рассказывал мой отец, его обучение закончилось сразу после того, как он потерял грифельную доску, учась во втором классе. После чего мой дед сказал ему: «Хватит учиться, не за прилавком торговать».
Зажиточные крестьяне имели торговые лавки и своих детей посылали учиться в город. Одним из основных предметов в школе был Закон Божий. Уклад жизни в деревне был общинный. Во главе стоял староста. На эту должность выбирали авторитетных, трудолюбивых и справедливых граждан. Такой чести был удостоен мой дедушка Александр Александрович Лазарев по прозвищу «Моток». В те времена крестьян меньше знали по фамилии, а больше по прозвищу: «Кутуз», «Ух» и т.д. Но прозвище давали метко - за отличительную черту характера, особый случай и прочее. Так например, наш сосед, Фарносов А. И. получил прозвище «Ух» после первого посещения мужской бани, где увидев голых мужиков с их мужскими достоинствами воскликнул «Ух!» (До этого он мылся в обществе женщин).
Власть в деревне представлял староста. Он выбирался на сельском собрании (сходе) и наделен был большими правами и обязанностями. Все работы в сельской общине выполнялись на общественных началах. Только старосте и писарю полагалось небольшое жалованье. Функциональные обязанности старосты похожи на сегодняшние права главы муниципального образования (МО). Это в первую очередь сбор налогов, дорожное строительство, пожарное дело, предоставление льгот малоимущим и др. Мой дед, будучи неграмотным, помечал все недоимки на зарубках палки. Все 500 дворов.
Высшим органом власти была сельская сходка. Последнее, решающее слово было за старостой. Например, посылали людей на заготовку леса. Некоторые мужики не хотели отрываться от семьи и придумывали разные отговорки. В таких случаях староста принимал решение - не хочешь ехать в лес, отдай свою лошадь безлошадному Ивану, а сам оставайся дома. Или поступала жалоба от отца, что сын его чем-то обидел. Староста давал указание дружинникам, и виновнику скидывали портки, клали на лавку посреди улицы и били по голой заднице плеткой, невзирая на возраст.
Староста имел символ власти - палку с набалдашником, и, не дай бог, если во время посевной заметит подвыпившего мужика, то последнего ждало наказание. Очень было развито почитание старших. Если соседский парнишка отказывался от просьбы взрослого соседа отвезти лошадь в табун, в ночное, то по его жалобе отец так оттаскает за уши, что в следующий раз он этого не сделает.
Пожарное дело было поставлено исправно. В пожарники подбирались толковые мужики, способные содержать и коней и упряжь в исправном состоянии, и все это на свои денежки (за свой счет). На каждом доме висела табличка с изображением того пожарного инвентаря, с которым хозяин дома бежал на пожар: ведро, топор, лом, багор и т.д. Каждую ночь в деревне дежурил человек с колотушкой, Он, в случае возгорания дома, подавал сигнал тревоги путем битья об обрубок рельса, висящего на столбе (дереве), Служба в пожарной дружине считалась почетной обязанностью, и пожарники гордились своим званием, а также ношением форменной одежды. Следует отметить, что пожарное дело в РОССИИ находилось под патронажем царской семьи. Так весной 1909 года император Николай II утвердил великую княжну Марию Павловну председателем Императорского пожарного общества.
На V съезде общества была внесена резолюция в адрес Государственной Думы об ассигновании постоянных средств от государства на организацию борьбы с пожарами в деревне. В 1911 году, 28 августа, по исполнению двухсотлетия Царскому Селу состоялся парад пожарных дружин близ лежащих деревень и поселков. Всего участвовал в параде 231 человек с начальниками их команд во главе. Самой многочисленной была команда от слободы Антропшино (30 человек), чем я и горжусь, т.к. организатором ее был мой дед.
Несмотря на относительную зажиточность крестьян, жизнь их протекала в постоянной борьбе за существование. Например, мой дед имел две коровы, две лошади, много птицы и семь человек едоков. Однако кормильцем он был один.
В семье была строгая экономия во всем. Мой дед по воскресеньям ходил в церковь босиком, перекинув сапоги через плечо. На паперти храма он надевал сапоги и молился всю службу, далее выходил из храма, снимал сапоги и шел опять до дому босиком. После чистки сапог дегтем клал их в сундук, до следующего праздника.
Для кормления малолетних детей (младенцев) использовались вместо сосок хлебные мякиши, политые подсолнечным маслом и завернутые в марлю. Однажды, рассказывал мой отец, его тетка, находясь в нетрезвом состоянии, вместо подсолнечного, полила лампадным маслом и дала ему сосать. Слава богу, обошлось.
Мой дед вел старообрядческий образ жизни (не пил, не курил). Его хобби были почтовые голуби и бильярд, в который он изредка играл, заезжая по делам в город Павловск, в казачьи казармы.
Почтовые голуби очень ценились - по 3 рубля давали за породистого почтового голубя. Деньги по тем временам большие. Существовало правило купли-продажи голубей. Если голубь вновь прилетал к старому хозяину, то покупатель вновь оплачивал договорную сумму. Страсть деда гонять голубей я наблюдал, еще будучи мальчишкой, перед самым началом войны 1941-1945 года, когда деду было около 90 лет. Смешно мне, мальчишке, было смотреть, как дед с седой бородой, с засученными до колен штанами бегал вокруг дома и свистел, гоняя голубей. А с игрой в бильярд ему однажды не повезло. Проиграл быка и надетый праздничный костюм. Ночью в одном нижнем белье, в кальсонах, он пробирался как вор из города Павловска домой и покаялся бабушке, что больше играть не будет.
Надо сказать, что бабушка моя была красавица и очен добрая женщина. Она почти на 20 лет была моложе деда. О сватовстве она рассказывала мне, как было дело. Мой дед остановился на ночлег в деревне Мозино, что под городом Гатчина. Поужинали с отцом бабушки, о чем-то поговорили, а утром отец бабушки объявил ей свою отцовскую волю: «Вот твой суженый». Прожили они долгую совместную жизнь, со слов бабушки - без любви, вырастили четверых детей. Но дед никогда бабушку не бил, что в деревне считалось большой редкостью.
Земля в общине была поделена между крестьянами на наделы по душевому расчету, Сюда входили пашня под зерновые, огород и покосы. В отличие от современного приусадебного участка, земли располагались, особенно покосы далеко от дома. Скота в хозяйстве было много, только крупных животных, включая четырех племенных быков, было восемь единиц, кроме того, много птицы. Такое поголовье требовало на корм большого количества сена. Кроме того, сено как товар продавалось в городе Санкт-Петербург, где основной транспорт был конно-гужевой. Поэтому границы покосов строго соблюдались. Если крестьянин без умысла косой захватит лишний клок травы, то его сосед обязательно вернет его себе при гребле сена. Уходили на покос недели на две и более. Строили шалаши, там и ночевали. Кормились в основном рыбкой, пойманной в речушке, грибами, которых была тьма, да краюхой хлеба с луком, прихваченными из дома.
Люди были суеверны. Рассказы, передаваемые из поколения и поколение, о местах, где встречались различные привидения, усиливали эту мистику, особенно среди молодежи. Такими «таинственными» местами была дорога-тропинка между двух деревень: Покровское и Антропшино, вблизи бывшей каменоломни, нынче здесь стоят коттеджи «новых русских». Наша соседка, Милехина Мария Ивановна вне ей небесное), рассказывала, что, будучи в девках, возвращаясь с гулянки из соседнего села Покровское в темное время суток, увидела, что ее преследует высокий мужчина. Она остановилась - остановился и мнимый человек. От страха во время бега она потеряла туфельку с ноги. Так босой и добралась до своей хаты. Были в деревне и свои «Мюнхгаузены». Одним из них был мужик по прозвищу «Семен Гадалин», вот одна из его баек. Возвращался он однажды вечерком домой на лошади и, проезжая мимо кладбища, увидел лежащего на дороге поросенка. Недолго думая взвалил хрюшку на сани. Привез домой и кричит жене о своей находке. Каково же было ее удивление, когда она увидела на санях вместо поросенка огромную березовую чушку (полено).
Деревенские мужики были сильные, выносливые. Так, мой двоюродный дед для постройки своего дома заготовил бревен в лесу и за 5 километров на себе перенес их в деревню. Дороги были плохие, грунтовые, ухаб на ухабе. Лошади с телегами вязли в грязи. Частенько мужик упирался в возок и помогал коню вытащить повозку с грузом.
Деревня наша в основном специализировалась на выращивании плодово-ягодных культур (крыжовник, яблоки, малина, клубника и др.). Малины собирали много - по 10-12 и более корзин в день. Сбыт такого количества ягод представлял большую трудность. Однажды моя бабушка, не сумев продать малину в городе, привезла ее обратно. Дед был горячий по натуре человек, опрокинул все корзины на землю и, помяв малину ногами с досады, сказал: «Вот и продано».
Обедали за столом всей семьей и хлебали из общей плошки деревянными ложками. Началом обеда был сигнал деда ложкой по миске. Если кто без его команды лез в плошку, то получал ложкой по лбу. С одеждой тоже были проблемы, особенно зимой. Один ребенок в валенках гуляет, другой ждет на печи, и так по очереди.
Ребенка сызмальства приучали к честности - «не твое - не бери». Даже гвоздь на дороге лежит - «не тронь - не твой». В частности, могу привести такой пример. Мой дальний родственник, дед Осин Иванович Засмолин был кучером у попа Георгиевского. Когда начались гонения на духовенство, батюшка, прежде чем уйти в подполье, отдал деду ларчик с золотыми украшениями без всякой расписки. Поп сказал, что если явится к нему человек за драгоценностями - отдай ему. Дед так и поступил. Однако были и кражи. Они воспринимались обществом как «ЧП» волостного значения. Так, у одного зажиточного крестьянина, по прозвищу «Кутуз», украли вещи с чердака дома. По поводу этого происшествия один поэт-самоучка написал стихи:
Однажды ночкой темной
Я с гитарой под полой
Пробирался ночкой темной.
Любовался я луной.
Вижу дачка словно чудо,
И огня в ней не видать.
Поживиться бы не худо -
В ней, наверно, есть, что взять.
Как задумал, так и сделал.
Мигом лестницу принес,
На второй этаж забрался -
Словно черт меня занес,
Только в горницу ввалился,
Отворять шкафы я стал...
В это время Митька Трифон
К этой дачке подъезжал.
Я не знал, что делать.
Мигом все сообразил -
В темный уголок забился
и дыханье притаил.
А поутру Серафима Из-под горы с водою шла,
Посмотрела на окошко,
Смотрит, рама отперта.
Но они, (хозяева) не растерялись,
По амбарам все пошли.
И, конечно, очень быстро
вещи краденые нашли.
Тут требуется небольшое пояснение. Митька Трифон был женихом дочки хозяина - Киселёва П. И. Этот крестьянин специализировался ещё в начале 20 века на выращивании земляники зимой, для поставки её царскому двору. Все братья моего отца были очень трудолюбивыми, но один из них - Михаил, был ленивый. Он, бывая на покосе, никак не мог рано проснуться. Так братья придумали, как его будить. Привяжут за ногу веревку и лошадью вытаскивали его из шалаша.
Стоявший неподалеку в городе Павловске казачий полк часто устраивал военные учения. Солдат кормили хорошо. Пища была высококалорийная. На первое щи с куском свежего мяса, на второе каша гречневая с маслом и т. д. Отец рассказывал такой случай. Однажды во дворе дома остановилась походная солдатская кухня. Дежурный офицер, пробуя приготовленный на обед борщ, признал его плохим и дал команду вылить его и варить заново. Такие жесткие требования к качеству пищи солдата диктовались условиями, чтобы солдат был сильным и умел действовать штыком и прикладом.
